Необычный художник Геннадий Добров. Большая жизнь, рассказанная за 62 ночи.

«Сострадание есть высочайшая форма
человеческого существования».
(Ф.М. Достоевский)

Маленький одноэтажный флигель бывшей усадьбы Баулиных до сих пор украшает окончание Товарищеского переулка в Москве. Этот домик я показываю и рассказываю о нем на своей эксклюзивной авторской экскурсии «Москва ямская и купеческая». Теперь флигелек уж слишком наряден, отштукатурен, и в то же время совсем обычный, потерявший прежнее своё очарование. Еще пару лет назад этот домик был ярким пятном и местной достопримечательностью – на его стене можно было подолгу рассматривать удивительные мозаики и кованую витиеватую беседку, где стояла деревянная скамеечка, а по весне вся беседка густо одевалась тенью ярко-зеленого плюща. Все это было сделано руками удивительного художника нашего времени Геннадия Доброва. Все жило, пока он был с нами. Не стало Геннадия Михайловича и дом зажил совсем другой жизнью, и только местные старожилы помнят, как это было.

Последняя мастерская художника на Таганке. Геннадий Михайлович прожил в этом флигеле с 1995 по 2011 год, до самой своей смерти. Сюжеты для своих картин он брал из обычной человеческой жизни, рисовал простых людей, а самым главным в его творчестве было выражение человеческого горя, боли и в то же время любви и сострадания к этим людям. То, что он рисовал, никто даже фотографировать не хотел. А он писал. Чтобы помнили, задумывались, любили и сострадали. При жизни работы Доброва были не слишком востребованы – редкие небольшие выставки и награды. Это сегодня все понимают истинную ценность его работ, которые неоднократно показывались в Германии и в России. Это сегодня стала необходимой горькая правда о Великой Отечественной войне, чтобы не говорили ерунду, и чтобы помнили даже самые неприятные послевоенные стороны.
Слепой художник. За несколько лет до смерти, в 2006 году, художник полностью ослеп, но все еще на ощупь и по памяти старался писать картины. После последней поездки в Афганистан Добров почувствовал, что его ослепляют белые предметы, простая пачка сигарет, брошенная на тротуар, горела в глазах белым, ослепительным сиянием. В Федоровском институте, несмотря на проведенные операции, помочь ему ничем не смогли. Но Добров каждый день все-равно пытался работать. Он знал, где лежат краски, выдавливал их на палитру, поднимал её высоко и подставлял к глазам и направлял на лампу. При ярком свете на палитру от красок падали тени и тогда он мог различить их. Он все верил и надеялся, что будет видеть лучше и тогда все переделает. Помимо слепоты, с 2003 года во флигеле не работало горячее отопление и грелись они с женой Людмилой электрическими радиаторами, а по ночам клали в постель бутылки с горячей водой. Работать полноценно он не мог, поэтому его всячески старались выселить из этого флигеля, даже электричество отключали. По просьбе жены Геннадий Михайлович стал записывать по ночам свои воспоминания. Так получились истории на 163 часа, рассказанные за 62 ночи. Их бережно отредактировала жена Людмила Доброва и в 2016 году при поддержке неравнодушных в издательстве «У Никитских ворот» вышел двухтомник под названием «Ночные летописи» Геннадия Доброва.

Начало пути. Омск. Геннадий родился в 1937 году в семье художника Михаила Гладунова в Омске, в городе, где великий русский писатель Ф.М. Достоевский 4 года отбывал наказание. До переезда в Москву, Геннадий не читал Достоевского, но впоследствии именно Достоевский станет художнику близким по духу и образу мысли. Отец с детства учил его рисовать и всегда говорил: «Навсегда запомни: не делай чужого, делай только свое и ты будешь всегда оригинален!». Этот завет отца Геннадий пронес через всю свою жизнь.

Отец и сын


Художественная школа в Москве. В 1951 году Геннадия приняли в Московскую среднюю художественную школу. Когда он впервые увидел Москву сойдя с перрона Казанского вокзала, то город ошарашил и поразил его сразу – множество машин и такси, метро и огромные дома. Четырехэтажное здание школы находилось тогда прямо напротив Третьяковской галереи, калитка в калитку. В вестибюле всех встречало огромное чучело бурого медведя, который стоял задних лапах и держал в руках тарелочку. На каждом этаже, в проемах между окон, на подиумах стояли копии греческих скульптур во весь рост. Первое время Гена жил у родственников в коммуналке, потом отец оплатил проживание в интернате, который находился в здании школы. Как вспоминал сам художник, «в уголке большой комнаты стояло 14 кроватей и столько же тумбочек. Ученики делились на две части, которые мало дружили между собой». Большая часть учеников были москвичами, их родители занимали важные государственные посты, были известными врачами или деятелями искусств. Там училась, например, дочка актрисы Марины Ладыниной. Из-за этих учеников школу прозвали «школой одаренных родителей». Другие учащие были талантливыми детьми из провинции, которые жили в основном в интернате. Некоторые были настолько бедны, что им выдавали казенную одежду, вплоть до носков. В школе преподавали лучшие педагоги и устраивались встречи с талантливыми и знаменитыми художниками. После занятий по рисунку и живописи, ученики шли на обед, а затем начинались общеобразовательные уроки. Достоевского в школе тогда не проходили, считалось, что обратная сторона жизни не должна волновать советского школьника, который должен оптимистично стремиться в будущее. Поэтому Геннадий брал книги писателя в библиотеке и прочёл тогда почти все его произведения.


Как Гладунов стал Добровым. Когда в 1956 году Геннадий оканчивал школу, туда за своими будущими студентами пришли ректоры нескольких институтов. Так Геннадий оказался студентом Суриковского художественного института при Академии Художеств СССР, жил в общежитии на Трифоновской улице за Рижским вокзалом, в старом здании, которое строили пленные немцы. В институте Геннадий увлёкся офортом и стал посещать кружок профессора Матвея Алексеевича Доброва, превосходного офортиста, учившегося в Париже. Добров стал для юноши первым в его жизни преподавателем, который к нему очень хорошо относился, к тому же он был по-настоящему религиозен с врождёнными устоями морали и нравственности.

Спустя 13 лет после смерти учителя, в 1971 году Геннадий Гладунов станет официально Геннадием Добровым. Дочь Матвея Алексеевича даст свое согласие и подарит ему отцовское евангелие. Смена фамилии была связана с одним интересным случаем. Однажды, на одной из выставок работа Геннадия Гладунова была подписана «ГлаЗунов». К тому же папа Геннадий был тогда известным художником Гладуновым в Омске и Красноярске. Чтобы не было путаницы со знаменитостями, Геннадий пошел в ЗАГС, объяснил причину смены фамилии и на всю жизнь стал Геннадием Михайловичем Добровым. Взяв фамилию любимого учителя, он чувствовал, что фамилия «Добров» накладывает на человека серьезные моральные обязательства.

После института. В 1962 году, по окончании института, Геннадий по распределению попал в Дубну, в секретную организацию по проектированию ракет. Но после нескольких дней работы, оказалось, что им нужен не художник, а чертежник. А художнику в те времена работу найти было сложно, к тому жить в Москве без прописки было нельзя. Так художник Добров оказался милиционером, а потом санитаром в больнице Склифосовского и в 6-й градской больнице. Сколько он там насмотрелся человеческого горя, боли и надежды! Но Добров оправдывал свою фамилию. Простой санитар находил слова одобрения для всех, кого перевозил на каталке в больничную койку или на операцию. Потом он устроился санитаром-проводником. Были в те времена люди, которые приезжали в Москву из разных городов в приемные Калинина и другие с жалобами, фантастическими проектами и предложениями. Таких людей сразу вычисляли и за казенный счет отправляли на родину в сопровождении санитара до районной психбольницы. Подержав там немного, отпускали домой. И эти люди нередко снова ехали в Москву. На этой работе Добров объездил всю Россию, более 10-ти регионов. И всегда относился к своим подопечным с добром и любовью, угощал и подкармливал в дороге.

В психиатрической больнице

Валаам – инвалиды на развалинах монастыря.  В 1974 году по заявке от Союза Художников Добров впервые посетил остров Валаам. Тогда это остров представлял собой жалкое зрелище. Старинный монастырь давно уже не действовал, внешние следы былого величия кое-где еще сохранились, но внутренности соборов представляли собой страшную картину — иконостасы разодраны, на полу груды вывалившихся кирпичей, через разбитые окна залетали и гадили голуби, двери с изображением больших крестов валялись в высокой траве, которая густым ковром покрывала широкие ступени у входа. Иногда приходили огромные лоси, они щипали траву, поднимались по ступеням и заходили внутрь храма. В бывших монастырских кельях разместился интернат для инвалидов Великой Отечественной войны. Это те, кто после войны остался без жилья, без семьи, без денег, без рук, без ног, без глаз, с разными увечьями. В первые послевоенные годы эти люди просили милостыню в городах и бродили по улицам. Потом вышло постановление властей собрать всех инвалидов и создать им условия для коллективного проживания в определенных местах. Для Северного и Северо-Западного региона выбрали остров Валаам и в конце 1940-х годов отправили туда более 1500 инвалидов. Создали им условия, питание, медицинское обслуживание. По вечерам играла музыка, устраивались танцы. Но прошло время, многие умерли, кто-то уехал, кто-то женился или вышел замуж (были там и женщины-инвалиды). Остались только те, которым некуда было деться…

Директор дома-интерната выделил художнику бывшую монастырскую келью, подобно тем, в которых жили инвалиды, обеспечил питанием в столовой. И Добров стал рисовать этих удивительных людей, которые перенесли тяжелейшие ранения и испытания, ко всему привыкли и жили по правилу «трех НЕ»: не верь, не бойся, не проси! Помимо них, здесь жили другие инвалиды из тюрем и колоний, которые требовали, скандалили, стучали кулаками, писали в Москву. А инвалиды войны ничего не просили, ничего не требовали, никуда не писали. Единственной их гордостью были ордена и медали, которые лежали на тумбочке или были привязаны к простыне на спинке железной кровати. На Валаам в теплые летние дни приезжали туристы, которые составляли такой дикий контраст с постоянными обитателями острова, что Добров пишет картину «Туристы на Валааме». Летний жаркий день, инвалиды без рук и без ног, с орденами на груди ждут парохода, на берег выходят полуобнаженные женщины, голые потные мужские торсы с огромными волосатыми ногами в кедах и фотоаппаратами через плечо.
Там Добров пишет портрет Саши Подосёнова, у которого голова была насквозь пробита пулей на вылет. На голове – две пульсирующие дырки, затянутые кожей. Нарисовал художник портрет Александра Амбарова, наполовину слепого, с лицом, будто изрытым оспой. Это были следы пороха от разрядов, которые рвались рядом с ним, около его лица. Дробинки впились глубоко в кожу и их невозможно было вытащить. Темными точками они остались на его щеках, на лбу, на носу. При этом он был очень веселым и жизнерадостным. Говорил: «как же мне не улыбаться, ведь меня четыре раза хотели уже хоронить под землей». Он воевал на Невской Дубровке. Это была линия обороны Ленинграда, когда фашисты взяли город в кольцо. Четыре раза его засыпало землей, но он оставался живым.

Самые тяжелые инвалиды жили в Никольском скиту, куда без специального разрешения директора интерната ходить воспрещалось. Но Добров пошел и создал портрет «Неизвестного солдата». Это был человек без рук и без ног, раненого и контуженого его нашли на поле боя. Документов при нем не оказалось. Он лежал недвижимо завернутый как младенец в маленькое одеяло. Он молчал и смотрел на художника словно близкий друг, брат или родственник, а Добров зажал зубами свои губы, чтобы во время работы они не скривились от боли и слез. Когда начальник интерната узнал, что Добров был на Никольском скиту, то разозлился и сказал уехать. Так закончились полтора месяца пребывания художника на Валааме. Впоследствии эти рисунки вошли в его уникальный цикл работ «Автографы войны».

Среди войны, жизни, горя, любви и сострадания. Потом Геннадий Михайлович побывает и в других советских интернатах в Бахчисарае, Омске, на Сахалине, в Армении, неоднократно посетит Афганистан, Чечню и Южную Осетию, бывшие концлагеря Польши, Чехии и Германии, множество психиатрических больниц страны. Более сотни графических листов, созданных в этих местах, войдут в графический цикл «Листы скорби», задуманный художником ещё во время учёбы в Суриковском институте. Эти работы стаи главным детищем творчества Геннадия Доброва.

06 мая 2010 года Президент России Дмитрий Медведев лично наградил Г.М. Доброва званием «Народный художник Российской Федерации», а в марте 2011 года художника не стало. Всем своим творчеством и жизнью Г.М. Добров хотел донести идею о нравственном законе добра, живущем внутри каждого человека. «Все учителя человечества говорили об одном и том же — о нравственном законе, который существует внутри людей. Он живет глубоко в душе даже у отпетых убийц, которые об этом даже не догадываются. Когда Достоевский был на каторге, то однажды в камере на него табуреткой замахнулся преступник. И конечно, если бы удар состоялся, то вряд ли писатель остался жив. Но в последний момент он посмотрел на этого преступника каким-то своим проницательным взглядом, и у того опустилась рука, он не смог ударить, какая-то внутренняя сила удержала его от злобной расправы на Достоевским. В серии «Душевнобольные России» я пытался выразить эту идею, этот нравственный закон, который живет в каждом человеке и подвергается неимоверным испытаниям. Я подумал, сколько же в русском народе добра, нежности, и любви, увидел это в психиатрической больнице, в таком месте где казалось люди должны были отвыкнуть от хорошего обращения».
Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв написал о Доброве такие слова: «Ищут нетронутые уголки Земли жалостливые живописцы… Не ведая сострадания, оберегая собственные чувства, они обходят стороной трагедии и страдания людей. Исключений немного, скажем, творческий подвиг художника Геннадия Доброва…». Геннадий Михайлович Добров поистине всей своей жизнью и творчеством оправдал свою фамилию, замечая и неся в мир ДОБРО, которое и по сей день остается в его работах и в памяти о нем.

Автор статьи – Наталья Леонова. Дата публикации – 13.10.2017 г. В статье использованы материалы двухтомника «Ночные летописи» Геннадия Доброва (2016 год, изд-во «У Никитских ворот») и материалы сайта http://gennady-dobrov.ru/